Что общего между реальной работой и сериалами про полицейских — судмедэксперт
Светлана Червякова уже 28 лет работает судмедэкспертом-танатологом. Эта хрупкая женщина руководит отделом сложных экспертиз: работает с криминальными трупами, устанавливает причины смерти и разбирается с врачебными ошибками. О том, может ли живой человек оказаться на столе у танатолога, что делают с органами после вскрытия, и много ли женщин в профессии, Светлана Червякова рассказала корреспонденту агентства Kazinform.
Светлана работает в павлодарском филиале института судебных экспертиз. И тут нужно сразу
сказать: судмедэксперт и патологоанатом — совершенно разные специальности.
— Почему вы выбрали профессию судмедэксперта?
— Ещё в институте мне нравилась судебно-медицинская экспертиза. Но муж сначала был против, поэтому я отучилась на гинеколога. Когда нужно было устраиваться на работу, вариантов было немного. Развал — все закрывается, единственное место, где можно было работать по хирургическому профилю, — патологоанатомическое бюро. В терапию мне не хотелось, не мое. Говорили, что женщин туда не берут, и я пошла наудачу. Меня отвели в морг, а там — труп без головы. Сказали: «Если сможешь, выдержишь, оставайся». Я провела вскрытие, меня приняли на работу. Это было в 1995 году, и с того момента я никуда не уходила, и о своем выборе ни разу не пожалела. Судмедэксперт — последняя инстанция. Это точный диагноз, который оспорить очень сложно, мы помогаем установить истину.
Почему вообще пошла в медицину? Папы не стало, когда мне было четыре года. У него болел
желудок, и он долго ходил по врачам. Ему говорили, что притворяется, не хочет работать. Он умер от рака. В детстве папа говорил мне: «Вырастешь, стань врачом и верь людям». Поэтому я
поступила в медицинский, а потом выбрала судмедэкспертизу.
— Чем отличается работа патологоанатома и судмедэксперта?
— Патологоанатом вскрывает «чистые» трупы. Это люди, которые умерли в больнице, их диагноз известен. У патологоанатомов на руках — все анализы и обследования. Они знают, на что идут, в отличие от судмедэксперта. Мы идем вслепую. В зависимости от травм выбираем методику работы. Прижизненных анализов у нас нет, мы не знаем, был ли у человека гепатит, ВИЧ, сифилис или еще что-то.
Патологоанатомы устанавливают заболевание. При подозрении на травму они останавливают
вскрытие, вызывают полицию и судебно-медицинского эксперта. Только судмедэксперт может
установить время наступления смерти и механизм травм. Патологоанатом с этим не сталкивается и не знает, как вести исследования, какие брать анализы и как потом их интерпретировать.
— Много ли в Казахстане женщин судмедэкспертов?
— По области — три женщины танатолога: двое в нашем Институте в Павлодаре и одна в
Экибастузе. Хотя мужчин в профессии больше, женщин судмедэкспертов хватает, даже главный
танатолог республики — женщина.
— Вы работаете только с криминальными трупами — с телами людей, которые погибли от огнестрельных и ножевых ранений, жертвами ДТП?
— В основном, да. К нам поступают трупы с улиц, и тела людей, которые не состояли на
медицинском учете и не имели тяжелых заболеваний, которые могли привести к смерти.
Еще нам передают тела на хранение. Как это происходит? Если пожилой человек долго болел,
умер, признаков насильственной смерти нет, дома все в порядке, поликлиника выписывает
врачебное свидетельство о смерти и умершего передают нам. Чтобы люди могли подготовиться к похоронам. Но такие тела мы тоже осматриваем. У меня был такой случай: нам привезли тело старичка на хранение. Когда мы начали его раздевать, мыть перед выдачей родственникам, увидели повреждения и вызывали полицию. Полиция назначила судебно-медицинскую экспертизу, и мы установили, что там была насильственная смерть.
— Вам приходится работать и с детьми, и со взрослыми? Насколько психологически тяжело,если на вскрытие привозят ребенка?
— У нас нет деления на детей и взрослых. Но когда видишь на столе ребёнка, который еще жизни не видел, не пожил, это психологически очень тяжело. Некоторые эксперты категорически
отказываются работать с детьми.
— Есть стереотип, что все судмедэксперты работают в подвалах и едят рядом с трупами. Как на самом деле?
— У нас хороший специализированный морг, большие светлые помещения. Но так не по всей
республике. Просто у нас приспособленное здание, которое строилось как морг, а не
переоборудованная ветхая постройка. И у нас все отдельно. Мы не едим там, где работаем. Около трупов не танцуем и селфи не делаем.
— Может ли на столе судмедэксперта оказаться живой человек?
— Помню, на третий год моей работы в бюро в одной газете написали, что в павлодарском морге ожил труп. У нас, прямо как в тексте, морг был на первом этаже, а трупы перед вскрытием стояли на каталках в коридоре. Там писали, что санитарка Наталья проходила по коридору, и тут труп разогнул руку, ожил и встал. У нас, конечно, работала санитарка Наташа, но ни один труп за все годы моей работы не встал и не пошел. Первое, что делает судмедэксперт, выезжая на место происшествия, устанавливает достоверные признаки наступившей смерти. Если нет заключения врачей, об остановке сердечной и мозговой деятельности, и нет явных признаков смерти — трупного окоченения, трупных пятен, кошачьего глаза, — нужно начинать «качать» до приезда скорой.
В моей практике такого ни разу не было, чтобы пришлось реанимировать. Трупные пятна
появляются через два часа после наступления смерти. Пока вызвали полицию, пока полиция
приехала, посмотрела, пока прислали машину за нами, обычно эти два часа уже прошли.
К тому же, тело остывает на один градус в час. А теплые трупы эксперты не вскрывают. То есть
живой человек у нас на столе точно не окажется, не переживайте.
— Вы работаете вместе с полицейскими, выезжаете на место преступления?
— Звонят из полиции, сообщают, что нужен дежурный эксперт. Дежурный эксперт выезжает и
осматривает тело. Это не как в кино, когда сразу говорят диагноз и время смерти до минуты. Мы
можем сказать примерный временной промежуток — 2,4,6,8 часов. Без вскрытия нельзя точно сказать, что человек умер от черепно-мозговой травмы. Может, его на самом деле задушили или
отравили. Сразу на месте мы можем сказать только, есть признаки насильственной смерти или
нет.
— За 28 лет работы, наверняка, были интересные и сложные случаи. Расскажете?
— Многие случаи запоминаются. Был такой: девочка долго болела, умерла, но мать не смогла с
этим смириться и начала посещать различные секты. В одной из них ей пообещали воскресить
дочь. Несколько лет мать держала тело умершей девочки дома, натирала разными жидкостями и уксусом. Брат девочки долго не мог с ней связаться, а мать уверяла, что сестра лечится в России. Мужчина настоял на своем, приехал и обнаружил тело. Или вот недавно я выезжала на место происшествия. Там частично скелетированный труп в квартире. Пожилая женщина умерла дома и никто — ни родственники, ни соседи — несколько лет даже не пытались её искать. Комуслуги никто не оплачивал, за квартиру не платил, и все равно никто не заинтересовался. Где человек, что с ним? Безразличие к окружающим меня, конечно, поражает.
— То есть запоминаются не сложные случаи, отравления и убийства, а человеческое
равнодушие?
— Да, криминал мы видим каждый день. Я не говорю, что мы к нему привыкли. Любая смерть -
убили человека, или он сам умер, — это горе. Но человеческое безразличие выбивает из колеи.
— Судмедэксперт проводит вскрытие сам, от начала и до конца, или ему нужна помощь
санитаров?
— Санитар всегда помогает, одному провести вскрытие сложно. Еще рядом находится
медрегистратор, который фиксирует то, что говорит эксперт — размеры, вес, какие-то
патологические изменения. Каждый шаг фотографируют. И иногда нужно что-то принести,
подать.
— Как поступают с органами после вскрытия?
— Органы не выбрасывают, это заблуждение. На анализ мы берем только часть органа, все
остальное возвращаем в тело. Это обязательное условие, вдруг однажды понадобится эксгумация.
Еще существует такой миф, что мы можем органы отдать на трансплантацию. Это глупость. Для
трансплантации нужны органы от живого человека, либо, когда сердце пациента ещё бьётся
благодаря аппаратам, а мозг мертв. Но не от трупа.
— Можно ли привыкнуть к специфическим запахам, и как не принести их домой на одежде?
— Спасаемся стиркой. Волосы и вещи впитывают запахи, поэтому у меня отдельная одежда, чтобы ходить в морг и на место преступления. Не все могут переносить запах, некоторые молодые следователи надевают по две маски. Но мне кажется, это не помогает. Запахи все равно проникают, они очень сильные. Хотя мы как судмедэксперты к ним уже привыкли.
Кстати, когда я пришла в бюро, нам говорили не надевать маски. Потому что, помимо трупного
запаха, мы должны унюхать алкоголь, какие-то ядовитые вещества. До сих пор, если подозреваем отравление, снимаем маску и принюхиваемся, чем же все-таки пахнет. Нам нужно обосновать,почему мы взяли органы на большую химию. К примеру, почувствовали запах уксуса и затем отправили в химико-токсикологическое отделение. Химики будут ориентироваться на наши доводы, они не могут проверить на все существующие яды.
— Может ли танатолог заразиться от трупа гепатитом или другой инфекцией, и какие еще
есть профессиональные риски?
— Может. Но если хирург заболел гепатитом С, он больше не сможет работать с больными, а
судмедэксперт может работать по профессии. Многие эксперты, санитары и медрегистраторы
заражались на работе — гепатитом В и С, туберкулезом. Перчатка может порваться, оказаться
бракованной, брызнуть кровь. А раньше нам вообще выдавали по одной паре перчаток на неделю и мы их мыли. Как я уже говорила, у нас трупы неизвестные, и даже сейчас, когда проблем с перчатками нет, как бы мы не защищались, все равно люди иногда заболевают.
Еще один профессиональный риск — психоэмоциональная нагрузка. Говорят все судмедэксперты чёрствые, но это не так. Да, мы каждый день видим смерть, но лично я не люблю смотреть на трупы, подготовленные на выдачу. Когда тело помыли, одели и положили в гроб. Особенно, когда приходят родственники умершего и начинают что-то о нем рассказывать. И перед тобой уже – личность. Это тяжело, потом этот человек начинает сниться.
— Раз уж заговорили про мифы и стереотипы, многие считают, что с мертвыми идут работать те, кто недостаточно хорошо учился, чтобы лечить живых. Но ведь судмедэксперт должен знать больше, чем любой врач?
— Невропатолог знает только свою область, кардиолог — свою, а судмедэксперты и
патологоантаомы должны знать все. Да, мы не можем назначить лечение, но никто лучше нас не
сможет установить диагноз. Мы последняя инстанция.
В моем отделе сложных экспертиз мы еще проводим экспертизы по врачебным ошибкам, когда
поступают жалобы на врачей.
— Есть случаи, когда вы работаете с живыми людьми. Кто попадает к вам на прием?
— Это жертвы побоев, избиений, изнасилований. Пострадавшие пишут заявление в полицию,
полиция выписывает нам направление, люди приходят к нам. Мы принимаем абсолютно бесплатно, без выходных. Приходить лучше днем с 9:00 до 12:00. Свет от лампочки искажает цвет кровоподтека. Кровоподтеки и ссадины заживают где-то 3-6 дней, сразу же необязательно: при дневном освещении спокойно вас посмотрят и зафиксируют все повреждения. Жертв изнасилования мы принимаем круглосуточно.
— Насколько большая нагрузка у судмедэксперта, как часто бывают суточные дежурства?
— У нас шестичасовой рабочий день из-за вредности, поэтому все стараются во время работы
полностью выложиться, а не оставаться сверхурочно. Вот я должна сделать 20 сложных экспертиз за год, у меня уже — 80. Когда эксперты заступают на дежурные сутки, он выезжает на место происшествия. Нет разницы день или ночь, мы всегда наготове. Вот у меня на вешалке — чемоданчик со всем необходимым: перчатки, бахилы, градусник, все, что нужно для первичного осмотра. У нас 5-6 дежурств в месяц. Еще мы участвуем в судебных заседаниях, и это может затянуться на несколько часов.
— Можно ли спать во время суточного дежурства?
— Да, у нас есть комнаты, где эксперт может перекусить и отдохнуть. Но, опять же, это в нашем
институте, не везде есть приспособленные помещения.
— Что может удивить вас как судмедэксперта?
— Хоть все сейчас кричат, лечите глистов, их у нас много, за 28 лет работы я всего два раза видела глистную инвазию — эхинокок в печени и альвеокок в головном мозге.
Поэтому любое лечение, любая чистка должна быть назначена врачом. Говорят: «Я вот пропил
таблетки, столько слизи вышло из организма». Так она и должна быть в организме, у вас есть
слизистые оболочки.
— Вам когда-нибудь угрожали из-за вашей работы? Родственники погибших, фигуранты
уголовных дел?
— У меня был такой случай лет 15 назад. На судебном процессе мы озвучиваем свои паспортные данные и место жительства. Потом ко мне приходили и угрожали, чтобы я переделала заключение. Это было очень глупо с учётом того, что заключение уже ушло и везде прозвучало. Тем не менее, приходили домой, угрожали. С того самого времени принято решение, что эксперты в судах будут вместо домашнего адреса называть место работы.
